Представитель правительства Республики Саха быстрым шагом занял место председателя за большим столом кабинета, пропустив вперед Тарабарова. Окинул присутствующих невидящим взглядом, начал говорить. Говорил пространно и долго. Потом привел биографические данные Тарабарова. В заключении прочитал документ о назначении Тарабарова Степана Егоровича на пост Председателя Геолкома Республики Саха (Якутия).

Присутствующие понимающе смотрели на оратора, мельком поглядывали на человека небольшого роста, скрестившего ладони на столе и пристально изучавшего свои пальцы. И когда представлявший нового Председателя Комитета произнес:

…- Так что прошу любить и жаловать!

Все с облегчением вздохнули.

— А теперь слово предоставляется Председателю Геолкома. Пожалуйста, Степан Егорович.

Тарабаров заучил написанный им же самим текст. Но то ли не справился с волнением, то ли забыл содержание, вдруг замолчал. Потом, словно опомнившись, сказал дежурное:

…- А в остальном…, мы поговорим со специалистами, и будем работать каждый на своем месте. Как работали…

Последнее было самым главным для чиновников республиканской геологии. Каждый хотел услышать то, что услышал. Пертурбации не намечалось…

Когда все ушли, Тарабаров остался в большом кабинете и не знал что делать. Из оцепенения его вывела секретарь.

— Степан Егорович! Вот план на завтра…

«Слава Богу, что планы еще какие-то остались!» - подумалось Тарабарову, и взял бумаги.

* * *

И потекли будни Тарабарова. Эйфория от назначения, представляшего собой прыжок с шестом, оставившего позади себя шеренгу последовательно убегающих назад и куда-то вниз должностей, прошла быстро. С трудом воспринимающиеся сознанием обязанности наслаивались на необходимость представлять геологию, ресурсы Республики на совещаниях, при сопровождении важных республиканских персон или особ из центра. Это съедало все оставшееся от работы время, а сознание, снедаемое сомнениями в возможности что-то сделать на этом большом посту, искало выхода и оправдания занимаемой должности. Но все постепенно входило в какую-то колею, проделанную еще прежней системой управления.

Тарабаров старался. Но геология в том состоянии, в котором недавно еще находилась, на глазах хирела. Горнопромышленный комплекс республики делил сферы влияния. Лицензирование, обеспечивавшее хоть какой-то порядок в контроле за разработкой недр, ему виделось ущербным, но, предприняв попытку довести руководству свои соображения и представления своих специалистов о том, как сохранить влияние государства на ресурсы, натолкнулся на глухую стену. При этом «пожелания» соблаговолить или нет на лицензирование того или иного объекта, подкреплялись жаждущих получить документ ссылками на высокие должности. И Тарабаров сник, полностью отдавшись течению обстоятельств, по которому плыли все. Против течения не плыл никто. Это было опасно, да и целесообразности в этом не было. Никто не знал еще ни берега, к которому можно пристать, ни направления движения, кроме, как вниз по течению обстоятельств. Они диктовались правила рынка, которого еще не было. Зато на месте оказались и продавцы и покупатели природных ресурсов.

Раньше, с позиции сермяжного исполнителя, ему казалось, что вышестоящее геологическое руководство это независимые от власти мэтры, которые, опираясь на своих спецов, вершили громаду геологических дел, выполняя государственные программы по изучению и освоению недр. Сейчас же он видел, что его роль, как управленца большого ранга и его специалистов сводилась к тому, что и, главное как(!) делать. Он почувствовал себя и свое окружение не творцом, а всего-навсего передаточным механизмом, даже только звеном грандиозной машины под названием государственной политики недропользования. Все, что предлагалось от Комитета встречалось не только настороженно. Тарабарова все время не покидало странное ощущение того, что он отрабатывает свое назначение. А вся политика недропользования вершится не в Комитете, а где-то там, за кулисами, республиканскими и выше.

Иногда он приглядывался к своим исполнителям – чиновникам от геологии. Старался понять, что они могут сделать, чтобы кризис геологии не дошел до рубежа, когда из градообразующего геология превратится в официанта, обслуживающего богатые заказные столы нарождающегося горного бизнеса. Но они, в свою очередь, поглядывали осторожно на него. Ждали. Нередко перехватывал насмешливые взгляды «… ну что, выдвиженец, не по зубам должность? То-то! Посмотришь, что дальше будет… Это тебе не в поисковые маршруты ходить, да пикетажки заполнять… Здесь рот разинешь, хищники и тебя вместе с геологией приватизируют…».

Тарабаров пытался что-то доказывать, когда был в Москве. Его слушали, но… ничего не делали. Деньги из бюджета таяли… Единственная надежда, чтобы поддержать геологию Республики, было привлечение средств республиканского бюджета… Но грянули неплатежи. Классные специалисты валом покидали геологию. Экспедиции хирели, лабораторная база умирала. Жилье в поселках, о дефиците которого для специалистов в недавние времена алкали на партхозактивах, резко упало в цене. Пустовали квартиры служебного жилья, целые дома… Хирели поселки. Приближался какой-то хаос, из которого не просматривался выход.

«Наверное я последний, кто занял эту должность… Если раньше на начальника геологического управления смотрели как на одну из главнейших фигур в экономики Республики, то сейчас уже здание геолкома почти наполовину было занято какими-то организациями, даже и близко не стоящими к геологии… А что я смогу сделать? Ничего… Что прикажут, то и буду делать…»,- размышлял Председатель Геолкома и потянулся к холодильнику, где была почата уже бутылка коньяка, оставшаяся от последнего приема… Но двойная дверь неожиданно отворилась, и в проеме появилась секретарь.

— Степан Егорович, на проводе Чиновский из Хандыги. Что-то срочное, говорит!

Тарабаров с досады хлопнул дверью холодильника.

— Соедините меня с ним!

В телефонной трубке слышалось нервное дыхание.

— Слушаю, Эдуард Львович! Что стряслось?

— Степан Егорович, здравствуй! Тут такое дело…, понимаешь, сезонники у меня взбунтовались…

— А с чего бы это? Что-то новенькое у вас…

— Ну ты знаешь, неплатежи у всех… Требуют зарплату. А откуда я ее возьму!…

— Горняки получают?

— Получают, но тоже с задержкой… Как-нибудь помочь надо… своей экспедиции, Степан Егорович…

— А еще какие требования выдвигают полевики?

— Да, собственно, ни каких… Правда, есть такие кадры, кто хотел бы поменять руководство…

— Всё или вас только?

— Пока меня…

— Ну, вот что, Эдуард Львович. Не паникуйте. Сегодня я направлю комиссию во главе…, ладно, сами увидите. С профсоюзом проведите работу, чтобы успокоить людей…

— Профсоюз на стороне бунтовщиков…

— Та-ак! Ладно… Заварилась у вас каша… Еще только этого в этой ситуации не хватало. К вечернему рейсу пришлите машину в Теплый … Может даже две. Со мной профсоюз приедет и комиссия. До вечера… Да! Объявите, что вечером же состоится расширенное собрание коллектива Центра экспедиции. До-свиданья!

* * *

Самолет задерживался. Тарабаров уже хотел отменить свою поездку и отпустить членов комиссии, как зашла секретарь и сказала:

— Самолет вылетает через пол часа, Степан Егорович.

Странно, но так уж сложились обстоятельства, что Тарабаров, вышедший из стен родной экспедиции, первый раз появлялся в альма-матер в новом чине. Войдя в переполненный зал, где не раз слушал, как начальники партий отстаивали свои полевые материалы перед комиссией, которая состояла из таких же, как они, поэтому и судили непредвзято и не по совести, а по профессионализму, Председателю геолкома стало опять как-то не по себе. Перед ним сидела вся геологическая братия, с которой совсем недавно жил одной жизнью, а теперь, вглядываясь в знакомые лица, ему надо будет принимать решение. Соломонова решения явно не выходило. Он просто его не видел. А вот, если стать на какую-то из сторон, стало быть, придется брать на себя ответственность такого выбора.

Чиновский, с которым ему удалось переброситься в его кабинете только несколькими общими фразами о ситуации в экспедиции, держался как обычно. Уверенно. Даже больше того. В нем чувствовалась самоуверенность в том, что Председатель комитета займет его сторону. Подбросит деньжат, чтобы успокоить народ и на этом можно будет ставить точку в возникшем инциденте.

Пока президиум рассаживался, Тарабарову передали из зала записку. «Степан Егорович! Мы думали, что вы вначале с нами побеседуете, а потом уже будете собирать собрание. Геологи».

Тарабаров сложил записку в несколько раз, посмотрел в зал. Стало тихо.

«Этого еще не хватало!… Собрание диктует ему свою волю?… Испытывает его самого на зрелость крупного руководителя, способного или нет принять правильное решение? Н-да… Это тебе, Степа, не в зале сидеть и ерничать…,- подумал Председатель геолкома. Здесь надо решение принимать».

— Может, начнем, Степан Егорович?- спросил, приподымаясь, Чиновский.

Тарабаров посмотрел в зал, постучал сложенной бумажкой о стол.

— Нет! Начнем завтра в десять! А сейчас, позвольте, я скажу несколько слов собравшимся.- И встал.

Чиновский не ожидал такого поворота дела. Пожал плечами. Снисходительно улыбнулся чему-то. В зале прокатилась легкая волна говора, похожего на вздох облегчения.

Тарабаров начал издалека. Рассказал о том, какая ситуация складывалась в геологии Республики. Обнародовал некоторые цифры по бюджетному финансированию отрасли в сравнении с предыдущим годом и план на следующий год. Цифры не радовали. Деньги урезали по всем направлениям деятельности Геолкома, особенно по съемке и поискам. Заканчивая разговор, показал, что по сравнению с другими экспедициями наша экспедиция не на худшем, а, пожалуй, на лучшем месте.

Он нажал на слово наша, чтобы присутствующие поняли, что руководству Геолкома не безразлично, каково финансовое положении экспедиции, из которой Тарабаров вышел сам.

Ропот прошелся по залу. Кто-то даже выкрикнул:

— Если это можно считать лучшим положением геологов в Республике, что же тогда ждет всю геологию? Может, разбегаться, пока не поздно!

— Крах какой-то! - вторили с задних рядов.

— Семьи на «протопоках» долго не протянут!- кричали уже другие.

— Поэтому…,- Тарабаров выдержал паузу, пока зал не затих. – Поэтому, я думаю, что комиссия разберется в ваших требованиях к руководству и по спокойному тогда договоримся, как нам поступить. Митингами и забастовками мы только усугубим дело. А сейчас поздно уже. Самолет из Якутска задержался и мы с прилетом припозднились, а ночью такие дела не решаются. Как говорится, утро вечера мудренее. Так что сейчас разойдемся, но я хотел бы предварительно поговорить с активом геологов, выдвинувшими требования к руководству экспедиции. Тет-а-тет. Утром в девять встретимся с руководством экспедиции. В десять на собрании продолжим наш разговор уже в коллективе. Я уверен, мы найдем решение, удовлетворяющее все стороны.

И странно, Тарабаров успокоился. К нему самому снизошла какая-то уверенность в том, что ему удастся найти решение, потому как неожиданно во внимании слушавших его геологов, он не заметил издевки, что молод, что так неожиданно сделал прыжок в своей карьере. Он почувствовал, что ему не завидовали его вчерашние коллеги. В их взглядах не было даже надежды, что он кардинально все перестроит или изменит. Нет! В их лицах не было главного – снисходительных выражений вроде того, мол, а что ты сможешь сделать? Тебе оправдывать доверие власти надо, стало быть, все равно поддержишь начальство. Не куда тебе деваться… И он был благодарен присутствующим за это. Оно и придало ему уверенности.

Когда почти все разошлись, среди оставшихся в зале Тарабаров увидел лица уважаемых им коллег: Валова, Найденова, а также недавних молодых специалистов, а теперь уже молодых начальников партий: Перегудова, Резникова. Поодаль сидел Глухов и по обыкновению что-то писал, не то рисовал на листке бумаги, подложив какую-то книгу. Тарабаров, сколько себя помнил, тот на все совещания приходил с какими-нибудь журналами или книгами. Листал их, делал какие-то пометки. Работал. Но когда речь заходила о главном, не терял мысль. Участвовал в дискуссиях, разговоре или приводил обоснованные аргументы.

В переднем ряду сидела геолог Нефедова, исполняющая обязанность председателя профкома.

— А что, профком на стороне трудящихся?- улыбнулся Наде Нефедовой Тарабаров.

— У него нет другого выбора!- лаконично ответила та и смутилась.

— Я рад видеть всех!- начал Тарабаров.- Поэтому терять времени не будем, вы мне расскажите суть дела и требования, которые вы выдвигаете.

Тарабаров думал, что сейчас слово возьмет Валов. Как обычно ясно, лаконично и аргументировано изложит позицию коллектива геологов. Но был поражен. Поднялся с места Перегудов и членораздельно рассказал, почему коллектив взбунтовался, какие требования он выдвигает и, главное, какие пути выхода из коллизии геологи видят.

«Молод. Горяч. Но… все обосновал четко. Вот таких «горячих» и надо выдвигать… А что? интересная мысль…»,- подумал Председатель.

Неплатежи оказались не главной бедой конфликта. Главное состояло в том, что по сравнению с другими категориями работников, сезонники оставались как всегда малооплачиваемыми специалистами. Это шло еще от Лысова. Традиция была живуча. Чиновский на требования геологов ответил фразой: «Никуда вы не денетесь! Кроме геологии вы ничего делать не умеете. Потерпите! Мне разведчиков поддержать надо. У меня фонд зарплаты не резиновый!».

Если бы он знал, что завтра в экспедиции и разведки уже не будет.

Фраза покоробила Тарабарова. Хотя он знал, что держать «в черном теле» сезонников стало уже традицией в подразделении.

Наконец, самое главное требование, и актив взбунтовавшихся геологов это особо подчеркнул, заключалось в отставке начальника экспедиции. Они мотивировали тем, что, когда его выбирали, это была другая экспедиция. А когда он способствовал выходу из экспедиции южных партий, экспедиция представляла собой уже другую структуру, и он не имел права уже исполнять свои полномочия. К тому же претензии к начальнику были большие. Это перевод экспедиционной техники и транспорта в золотодобычное предприятие, расход денежных средств на ничего не значащие НИИ-разработки, которые не давали никакого экономического эффекта, кроме, как на бумаге. Напротив произошло сворачивание расходов на традиционное лабораторное оборудование, сокращение численности персонала на единицу работы, что не вело к адекватному росту зарплаты геологов в условиях огромной инфляции и т.д. Было и другое. За кажущейся заботой о геологах начальник экспедиции открыл экспедиционный магазин, в котором отоваривались только геологи под зарплату. Поскольку в других поселковых магазинах в долг не давали, геологи был вынуждены брать то, что предлагал магазин. Таким образом, магазин практически вынуждал покупать то, что предлагал.

— Ну, хорошо! – когда закончил говорить начальник партии, вставил фразу Председатель геолкома.- А кого вы хотели видеть у себя начальником?

Возникло замешательство.

— У нас никто не хочет быть начальником,- за всех ответил Перегудов.

— А почему бы тебе им не быть?- обратился Валов к молодому начальнику партии. – Молод. Желание работать есть. Выдвигайся и мы поддержим.

— У меня нет амбиций на руководящую работу,- как отрезал Перегудов.

— Ну вот, договорились! – удивился Тарабаров. – Вам не нужен нынешний руководитель, а сами не знаете, кого бы вы хотели? Вы уж определяйтесь!

— Ты уедешь, а потом Чиновский нашего выдвиженца за пояс заткнет, выгонит и ни контейнер, ни дорогу семье не оплатит. Кому хочется такая канитель,- вклинился в разговор начальник отряда Чернышов. Его начальник Шустров не поддерживал бунт и стоял в стороне от экспедиционных коллизий.

— Вы что ж думаете, заявили свои права, и на этом кончилось? Не-ет! Их надо учиться отстаивать, братцы! – вступил в разговор Глухов.

— Ну, вот и бери это ярмо на свою шею!- отозвался Валов.

— Каждому своё, Михалыч! А вот я не вижу проблемы выдвижения начальником экспедиции из среды геологов. Просто теперь все мы обречены при его выдвижении из своей среды поддерживать, что бы это нам ни стоило. Так что плакаться насчет того, что Чиновский выживет кого-то, в случае, если эту кандидатуру не поддержит Якутск, думаю, сильным преувеличением.

— И все-таки, кого бы ты рекомендовал в этой ситуации,- уже допрашивал Валов.

— Сан Саныча Рохлина!

…- А что? – Отозвалась Нефедова.- Он заочно получает юридическое образование… В Москве нахватался опыта по профсоюзной работе… В общем я за!

— Он старательскую артель не бросит!- высказал свое сомнение Найденов. - Зачем ему такая обуза сейчас, когда геология на ладан дышит. А золото мыть всегда прибыльно.

Дверь в конференц-зал приоткрылась и в ней появилась голова Сурова.

— А что муннях закончился?

— Заходи, Николай Григорьевич,- кивнул Тарабаров. – Как раз вовремя…

Суров наспех в ладони потушил папиросу и сел рядом с Валовым. Перебросился несколькими словами, когда Тарабаров делал какие-то заметки в блокноте, и, узнав, по какому вопросу дискутируют геологи, внезапно бросил.

— Что тут разглагольствовать? Давайте Михалыча изберем начальником экспедиции и дело с концом!

Все засмеялись.

— Здесь пока не выборы, Григорич! - отшутился Валов. – К тому же, чтобы не затягивать дискуссию, я согласен с предложением Глухова.

— Хорошо,- итожил Тарабаров. – У нас действительно здесь не выборы. Но ваша точка зрения мне ясна. Будем думать. Комиссия поработает, определимся! А завтра на общем собрании геологов прошу высказаться каждому из присутствовавших здесь геологов по существу и без домыслов. Мало ли кому кажется, что с ним поступают несправедливо. Продумайте сами, что надо сделать руководству экспедиции, чтобы улучшить ситуацию и письменно оформите свои предложения. Когда руки чешутся, а сомнения остаются, то нужно идти спать, говаривал мой дед… Так что до завтра.

Когда Тарабаров зашел в Кабинет Чиновского, тот усмехнулся и сказал:

— Ну, так о чем там тебе плакались геологи?

— Геологов трудно заставить плакаться, Эдуард Львович. Вы же сами из них вышли… А вот дело-то серьезное. Они не хотят вас видеть начальником…

— Ну, мало, что они не хотят?! Я, например, не хочу такого правительства в России, как сейчас! Ну что из этого? Не-ет, простите меня, господа… Парткомов теперь нет, партия в бозе почила. Слава Богу, демократия пришла.

— Как быстро вы открестились от партии! А это она вас утверждала на должность…

— Я избран геологами! – перебил Чиновский. – И буду работать до тех пор, пока мои полномочия не закончатся. Вот так-то, Степан Егорович!

— Не суетитесь, Эдуард Львович!- мягко ответил на тираду Чиновского Тарабаров. – Вас обвиняют в развале экспедиции, которую так долго создавал Лысов. Вы не противостояли отделению Юга от вашей экспедиции. Дело не в выборах, а в ответственности. Комиссия разберется во всем, для этого она и приехала работать. Вам нужно подумать о том, чтобы сохранить свое имя, если нарушения, которые вы допустили в управлении экспедицией, окажутся противозаконными… А на счет демократии и законности – вам не объяснять. Вы были избраны другим составом экспедиции, когда она еще была единой. Сейчас вы руководите уже другой экспедицией… Так что геологи оказались умнее нас с вами. Они напомнили об этом и возможности реализовать свои права… К тому же, - сделал паузу Тарабаров,- наделять полномочиями начальника экспедиции сейчас прерогатива Геолкома. Так что вам лучше подумать, как завтра выйти из создавшейся ситуации, Эдуард Львович.

— Я протестую! Вы мне не указ! На дворе демократия, а не демагогия. Я донесу вышестоящему руководству!

Взвинченный Чиновский заходил по кабинету.

— Это ваше право, Эдуард Львович,- спокойно ответил Председатель Геолкома. - Но выводы будет делать комиссия… Спокойной ночи!

Валов перед уходом домой заглянул в кабинет Глухова. Там Чеча уже выпускал дым в дверь и ярился.

— Что, заседание продолжается?- перешагнул порог Леонид Михайлович.

— Да ну их всех!- сплюнул оторванный конец папиросы в помойное ведро Суров.- Гнать всех в шею надо из геологии!

— Это же кого всех?- полюбопытствовал Валов.

— И тебя в том числе, Михалыч! Хватит небо коптить! Наоткрывали на свою голову, понимаешь, на сто лет вперед, а теперь диву даемся, что зарплату не платят, проекты закрывают…

Глухов посмеивался.

— Это он, Михалыч, почувствовал возможность не дописать свой отчет и смыться на пенсию под шумок.

— Вот-вот, туда же, сиротинушка!- засмеялся уже Чеча.- Я ему, слышь, Михалыч, про Фому, а он про Ерему. Я ему про то, что надо вообще геологию разгонять, чтобы не тратить народные деньги на галиматью какую-то, вроде съемки, поисков… На хрена это все кому сдалось? Вон Боравлев правильно делает! Мы нашли россыпи и просим кровную зарплату нам платить, а он хрен на всех положил и гребет золотишко. Нашей же техникой, нашими кадрами… Молодец! Слышь, Михалыч, я этому недоумку, Глухову, говорю, прямо как у Чехова! Лопатин пришел на смену геологическому дворянству, которое чванливо полагает, что мы, геологи это хорошо, а Боравлев плохо. Хренушки! Сегодня время боравлевых пришло и чиновских. Последний рубит «вишневый сад», то бишь, выкорчевывает геологию из экспедиции, а первый пользуется тем, что списывает Чиновский.

Глухов уже хохотал.

— Ты представляешь, Михалыч! Может, вместо Чиновского Чечу поставим. А?

— Ладно ерничать, Василич! - успокаивался уже Суров. – Мне не хватало еще в это дерьмо залазить. Мне бы отчет закончить и…, где-нибудь в Иркутской губернии помидоры, да огурчики выращивать. Хоть на старости лет почувствовать себя человеком и не жрать тушенку, да концентраты, да что попало.

— А вы знаете, коллеги! Мне Степа наш понравился. Без году неделю в начальниках, а, смотри, провел встречу на высоте,- закончив слушать тираду Чечи, сказал Валов.

— Просто он хочет нашему брату понравиться,- парировал Чеча.

— Не похоже,- поддержал мысль Валова Глухов. – Ему надо в рот начальству смотреть высокому. А оно, мы знаем, не любит тех, кто внизу воду мутит, а особенно тех, кто водомутов, вроде нас, поддерживает и на их сторону становится. Ему, напротив, на начальство работать надо. А тут налицо нашу сторону, сермяжную поддержал.

— Ты думаешь, он проникся все-таки интересами геологии?- уточнил мысль Глухова Валов.

— По-моему да! Только это ему начальство сверху припомнит, когда это начальству будет нужно,- подтвердил Глухов. – А сейчас, я думаю, хватит на сегодня. По пещерам, братцы. Есть что-то хочется…

— Пошли к нам, Саш! Иришка моя свининки купила у частника. Что-то нажарила, нашкварила,- пригласил Валов Глухова.

— А меня Михалыч забыл, не приглашает,- бросил в ведро окурок Суров.

— Ты же на чарку напросишься,- засмеялся Валов.

— А как же? Мяско жрать и без чарки? Так не пойдет! Ну, как?- Да хрен с тобой, пошли!- махнул рукой Валов и все вышли из кабинета.

* * *

Перед тем, как начать утреннее заседание у себя в кабинете с членами назначенной Тарабаровым комиссией, Чиновский уединился с Председателем Геолкома. Лицо его выглядело осунувшимся. Уверенность куда-то исчезла. И когда Степан Егорович сел напротив его, тот сделал практически заявление.

— Я, наверное, действительно оставлю руководство экспедиции, Степан Егорович. Так что я тебе облегчаю твою задачу. И вот уже написал заявление о своей отставке.

Тарабаров отодвинул листок с заявлением и сказал:

— Может так и лучше будет, Эдуард Львович. Все-таки это уход по собственному желанию, а не по принуждению. Но только сейчас я вам подписывать бумагу не буду. Послушаем, что скажет собрание. Может, оно не будет настаивать на вашей отставке.

— Я знаю, что оно скажет,- тихо сказал начальник экспедиции. – Но я сказал бы следующее… Не всем мил будешь, когда занимаешь кресло начальника экспедиции, Степан Егорович. Кто-то всегда найдется и будет недоволен, станет плести всякие интриги…

— Лысов столько лет руководил экспедицией! И у него недовольные были. Но сделал из экспедиции прекрасное предприятие, а теперь от него что осталось?- напомнил Тарабаров.

— Ну, не все же могут быть Лысовым! Да и время сейчас другое. У него, думаешь, лучше бы получилось? – развел руками Чиновский. – Сомневаюсь. Он вовремя ушел на пенсию…

* * *

После собрания, комиссия из Якутска работала несколько дней. Когда она отъехала в Якутск, Рохлина вызвали в Комитет. В экспедицию вернулся с Тарабаровым, который на собрании экспедиции представил Рохлина в качестве ее нового начальника. Чиновского на собрании не было.