Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед.
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.
И эту правду, детки,
За тысячу уж лет
Смекнули наши предки,
Порядка, де вишь, нет!

А.К.Толстой.

— Юрий Янович! Ты не родился приказчиком. Да и бунтовщик из тебя плохой оказался, коли попался. А вот грамоте тебя не учить! Только здесь Благовещенск – не Питер! Кому с таким образованием ты нужен? Хотя бы в Иркутск податься тебе, да нельзя и туда, сердешный мой, появляться. Опять заметут. Обречен ты в наших весях до конца дней своих коптить. А вот я подумал и решил одно дельце тебе предложить. Справишься – денег дам и , глядишь, прославишься! Может, и вольную получишь вместо вечного поселения, кто знает! Не справишься – будешь дни свои доживать служкой у меня. – Наливал горькую Петр Корнилович своему собеседнику.

Шустов был купцом незаурядным. Предки его, из Крашенинниковых, считай, в восемнадцатом веке весь север в руках держали от Забайкалья до Якутска. Даже до Охотска добирались. Их хватка перешла по наследству от рода к роду. Да и сам Петр Корнилович не жаловался. Дела шли неплохо. Деньги на его счету оседали большие. Однажды, когда в Благовещенске появился бывший «народоволец», сосланный на вечное поселение, никто не брал к себе на службу, боясь и ереси и власти. Шустов не боялся. Многие из чиновников у него бывали, и хлеб соль кушали. Потому и пригласил к себе детину под сажень ростом, кому уже было за тридцать. Умом широколоб, правда, в общении больно задирист.

— Вот сейчас откушаем по маленькой, а за чаем я тебе кое-что покажу,- начал Шустов и предложил насладиться ужином.

«Народная воля» - одна из первых крупных революционных народнических организаций. Появившись в Петербурге в августе 1879 года, она выдвинула Программу, смысл которой сводился к уничтожению самодержавия, созыву Учредительного собрания, провозглашению демократических свобод, передачи земли крестьянству. 1 марта 1881 г в результате очередного покушения был убит царь Александр –II. Идейный кризис в организации, предательство, массовые аресты народовольцев в последующем положили конец ее существованию. И она прекратила свою деятельность в 1888 г, несмотря на неоднократные попытки ее возрождения Г.А.Лопатиным, П.Ф. Якубовичем, Б.Д. Оржихом, А.И. Ульновым, С.М.Гинсбургом.

Кушали долго, отдыхали на веранде большого дома. Розенфельд наслаждался индийским чаем. Беседовали. Потом Шустов отлучился в комнаты.

Розенфельд Юрий Янович. 1874г. рождения. Уроженец хутора Вак Везенбергского уезда Эстляндской губернии. Из крестьян. Поручик царской армии. После осуждения по делу «Народной воли» отбыл три года на каторге на Акатуе. Выслан на вечное поселение в Забайкалье.

Через некоторое время купец появился перед Розенфельдом с небольшой коробочкой. Уселся в плетеное кресло. Осторожно приоткрыл крышу, словно думая, показывать ее содержимое или нет собеседнику. Наконец раскрыл ее и пододвинул к Розенфельду.

— Ба! Так это же золото, Петр Корнилыч! Откуда?

— Ну вот, сразу тебе расскажи, откуда, да укажи где! Люди за долги отдали. Между прочим, за большие долги. Не в цену этих самородчков величиной с клопа – не более того.

— А что же так продешевили, Петр Корнилыч?

— Кто знает, продешевил, не продешевил, времечко покажет. Только я ведь показал тебе это не для того, чтобы поглазеть на него и только. – Шустов прикрыл коробочку и добавил. – Дельце хочу тебе предложить.

— Какое?

— Долгое и трудное. И коли тебе по душе будет, свое благословение дам на сыск этого золота.

Шустов потянулся в кресле. Вытянул ноги и продолжил.

— Должник мой, царствие ему небесное, где-то за хребтами охотскими золото намыл. Хорошее сказывал золото там. С лотка, говорит, наперсток намыть можно. Мужик он честный, не пьющий. Из моряков. Капитан Горелов. Попал в нехорошую историю. Судно угробил во время войны с японцами. Боясь суда, сошел на берег и с тремя матросами на Колыму подался. Бедствовал. Но счастье улыбнулось ему. Намыл золото. Вернулся в Благовещенск, а его из охранки, того, сцапали. Да золото все и отняли. Из охранки сбежал и ко мне пришвартовался. Просил за золотишко одежонку какую дать, деньжат немного, да поверенным моим стать, дабы околотошный не трогал. А за это он мне обещал карту отдать, где золото намыл. Я, конечно, у околоточного узнал про него, мол, сколько у того золота в охранке забрали. Поскольку он прикормлен был мною, сказал. Фунт с небольшим. Во как! И я, поверив ему, согласился на его условия. Карта теперь у меня.

Купец отхлебнул остывшего чая из тонкого китайского фарфора, продолжил.

— Он был моим поверенным в Якутске, подальше от нашей охранки. Дела вел исправно и дотошно. Не воровал. Только опознали Горелова и там. Но он не хотел идти в тюрьму и покончил с собой. Таких людей сейчас не много на Руси сыщется.

— А причем же тут дельце, о котором вы речь завели?- спросил Розенфельд.

— А дельце такое. Ты, мил человек, в горном деле, говорил, соображаешь. Вот я и подумал, чем тебе безвыездно на поселении быть, в охранку документ дам, что ты мой поверенный в делах Охотска будешь. Денег им дам – не отвертятся. А вот тебе бы в те края наведаться, да посмотреть глазами что там, да и как, да сколь его, золота, отыщется. Глядишь, ежели выгорит дело, я земельку ту и прикуплю. А потом ты объявишь о находке своей. Глядишь, власть за то и простит тебя, а то и наградит. А я снаряжу туда старателей. И государю прибыток, и я не в накладе останусь. Ну, как?

— Да я, да я бы с радостью, Петр Корнилыч! Только дорога не близкая, да и справлюсь ли?

— Коли моряк, не ведая в золоте, справился, а ты в горном деле ученый, справишься, - ответил купец.

— И когда же в эту дорогу собираться? – Спросил собеседник.

— А что тянуть? Собери все, что тебе понадобится в дорогу и в путь. В Охотске все необходимое закупишь, людей наймешь. Моряк говорил, что за год-два обернуться можно будет, коли не копать здорово. А ты и не копай! Ты разведай по ключикам и все на карту положи. А потом один и вернешься сюда. А там уж мое дело – не твое, как всему этому ход дать…

* * *

Поверенный купца Шустова Розенфельд долго присматривался к рабочему люду в Охотске. Но никто не вызывал у него доверия. Одни по роду своей деятельности, другие нахрапистостью, третьи немощью преодолеть трудности дальних переходов. Наконец, к вечеру в лавку Семенова, которая одновременно была и трактиром, и где за столиком сидел Юрий Янович, зашел человек небольшого роста, лет тридцати. Начал закупать продукты, порох, одежонку всякую. Покупал много. Грузил на сани, стоявшие прямо у крыльца лавки. Рассчитывался, снова приматривался к товару и снова покупал. Розенфельд догадался, что это охотник. Пригласил его к столику, пока Семенов слюнявил карандаш и подсчитывал сумму, на которую сделал закуп человек. Открыл шкалик, налил в граненые стаканы водки. Подвинул к присевшему на край стула бородачу.

— В далекие края собрался?

— На Колыму…

— Охотиться?

— Семья у меня там в Сеймчане. Из охотников мы…

— Кузьма! С тебя еще тридцать рублев причитается, - щелкнул счетами лавошник, не дав договорить охотнику, и воткнул карандаш за ухо.

Кузьма достал тряпицу из пазухи, развернул ее и расплатился.

— А как же ты будешь добираться-то с лошаденкой одной. С возом не протащишься через сопки?- спросил Розенфельд, когда тот опять присел к столу.

— Эвены с якутами у перевала с оленями ждут. Большой караван. Три семьи, да мои сыновья там ждут. Это последний воз будет. Торопимся, как бы большой снег не лег. Добираться тяжело будет.

— Ну, давай по одной за твое благополучие выпьем, - сказал Розенфельд и пригубил водку.

Охотник выпил. Потянулся за хлебом и спросил:

— А ты что из купцов? Что-то раньше не видал тебя?

— Поверенный Шустова. Слыхал про такого купца?

— А кто про него не слыхал. Богатый купец. Его приказчики на Колыме меха берут, товар привозят. Дорого только. Самим из Охотска брать дешевле… Вот и приезжаем раз в год, хотя дорога не близкая и тяжелая. Но жить- то надо.

— А если я со своим отрядом пристроюсь к вам на Колыму?- осторожно спросил поверенный Шустова.

— А что, мы не против… Только что ты там на Колыме забыл?

— Географ я. Обследовать буду бассейн Колымы.

— Выходит ученый, али как?

— Выходит так.

Так, нежданно-негаданно Розенфельд обрел все-таки проводника. Дал денег ему, чтобы тот подождал денек-другой и тронулся в путь.

* * *

В конце декабря 1913 года Розенфельд подъезжал к устью Среднекана. По дороге подружился с Кузьмой Огарковым и его сыновьями. Не скупился на стоянках и приказывал двум своим подручным доставать харчи первыми, когда становились на отдых или ночевку. Осторожно интересовался, не моют ли где золотишко, мол, купил бы за хорошую цену. Но Огаркова оно не интересовало. Только уже когда остановились на очередную ночевку, обронил:

— Как-то трое, годков так восемь назад, пришли откуда-то в Сеймчан. Голодные и оборванные. За золото просили продуктов и одежонки. Золото не взяли, а с одежонкой и мясом помогли. Хороший охотничий год был. Сами не голодовали. Потом оправившись от голодухи, он ушли на Охотск. Боле никто их и не видел. Может сгинули где…

«Знать, про тех морячков речь идет,- сообразил Розенфельд.- Выходит на верном пути. Не обманули Шуства морячки».

Путем коротких переговоров, заплатив хорошие деньги Огаркову, Розенфельд с его сыновьями и двумя своими людьми отправился на поиски золотой россыпи к устью ручья Дыкдыкан. Охотник с остальным караваном пошел дальше, к Сеймчану.

* * *

Весь летний сезон со своей командой Розенфельд потратил на обследование предполагаемого золотоносного района, и ему улыбнулась удача. Нашел-таки россыпь и «гореловские жилы». Нашел! И хотя в россыпи взяли мелочь какую – не больше, зато в жилах обнаружил крупицы золота. Это его обрадовало больше, потому как о коренном золоте пока слухов с Колымы не было.

Отобрав образцы, намыв еще немного золота Розенфельд торопился обратно в Охотск по снеженью. Правда, решил идти к Охотскому морю другим, более коротким путем – к рыбачьему поселку Ола. Тропу подсказали ему сыновья Огаркова. Но в верховьях реки, потеряв под снегом тропу, и упустив большее число оленей, заблудился. Едва выжил с двумя рабочими, потеряв образцы, часть снаряжения, а с ним дневники и карту. Сохранил только отмытый золотой шлих. С ним с великими трудами и вернулся в Благовещенск.

Мировая война, гремевшая где-то далеко на западе, кажется, ничем не нарушала мерно протекавшую жизнь Благовещенска. Купец по-прежнему богател. А встретив возвратившегося Розенфельда, обрадовался. Но, посмотрев на отмытое им золото, махнул рукой, не став связываться с теми трудностями, с которыми довелось столкнуться его поверенному. Да и не то было время…

Розенфельд, видя, что купец охладел к золоту, посылает записку в Петроград на имя Геолкома с данными, которые ему удалось получить летом 1913 года. Но то ли помешала война, то ли не сработали чиновники в Геолкоме, только он тщетно ждал ответа на свои предложения организовать экспедицию на Колыму.

В начале 1917 года он снова посылает записку в Петроград. Ответа не было. Отчаявшись что-нибудь добиться от властей, он так и остался в Благовещенске. Пока не грянула революция.

Купец кинулся в бега. Розенфельд остался без средств к существованию. Но принял революцию как долгожданную спасительную надежду покончить со своим обреченным положением. Сразу обратился к новым властям, потрясая бумагами, что он пострадавший от царского режима. Но местные власти не слушали Розенфельда, а к его идее об учреждении экспедиции за каким-то золотом для молодой Республики и слушать не хотели. Шла гражданская война.

Не выдержав, Розенфельд в 1920 году пишет новую записку, но уже правительству Дальневосточной республики о наличии золота на Колыме и снова говорит об организации экспедиции, обосновывая необходимостью формирования золотого запаса новой власти.

Ей было не до него.

«Господи! Ничего в бедной России не меняется. Меняется только власть, а до обустройства государства никому нет дела», - размышлял Юрий Янович.

В 1933 руководство Дальстроя вызовет Розенфельда из Забайкалья в Магадан для оказания помощи в поисках золота в когда-то открытом им районе. Обрадовавшись, что, наконец, вспомнили о нем, Розенфельд неистово взялся за дело. Но после двадцатилетнего перерыва, он не мог найти то место, где когда-то мыл золото и дробил «гореловские жилы». После неудачных поисков Розенфельд будет обвинен в попытке «злостной утайки» данных об открытом им месторождении в 1913 году от руководства Дальстроя и был арестован. Приговором отдельного Дальневосточного краевого суда при Севвостлаге от 24 января 1935 будет осужден по ст. 169, ч. 2 УК РСФСР на 5 лет лишения свободы. После дополнительного расследования дело будет прекращено 17 февраля 1940 «за истечением срока давности». Непродолжительное время будет директором Магаданского краеведческого музея. Потом будет убит на прииске уголовником.

Так, наконец-то, народоволец, получил вольную…