Оленька, окрылённая тем, что наконец получила место в клинике известного хирурга, решила сразу же, как только позвонит её Саша, сообщить ему эту новость. Но он не звонил. И она это принимала как должное, поскольку понимала, где находится её муж. Но поздно вечером позвонил Виктор Панов.

— Оленька! Ты мне, пожалуйста, дай номер твоего счета карты в сбербанке, чтобы я для Глухова завтра мог перевести срочно деньги. Вопросов мне никаких не задавай. Так надо, Оленька. Обстоятельства слишком быстро развиваются, и я не могу тебе, милой женщине, объяснить какой дурдом сейчас в стране. Что делать с этими деньгами, узнает чуть позже твой Сашенька. У меня мало времени. Я сейчас положу трубку и позвоню через три минуты, пока ты не найдёшь счёт и номер карты. Пока!

Панов позвонил, и она передала номер своего счёта. Он сказал:

— Оленька, замечательно! Ты самое светлое создание на тёмном небосклоне нашего отечества, а Глухов твой — хоть и Дон Кихот Ламанчский, но я вас люблю. И не поминайте лихом!

— Виктор, Виктор! - позвала она, но короткие гудки говорили о том, что абонент уже ушёл со связи.

Оля не могла заснуть. Предчувствие какой-то тревоги не покидало её до утра.

Рано утром раздался звонок. Она вздрогнула и подумала, что это Саша. Он звонил всегда ей утром, когда у него было уже за полдень. Оля подняла трубку, но это звонила её новая подруга из клиники. Переговорив с ней, она почему-то долго не отходила от телефона, ждала, что может Саша позвонит. Но мобильный и домашний телефоны молчали, и она засобиралась на старое место работы, чтобы уладить формальности увольнения.

К вечеру следующего дня, как повелось по негласной русской традиции, Оленька давала отвальную коллегам по случаю перехода на другую работу в ближайшем кафе. Сотрудники поднимали тосты, жалели уход классного врача в классную клинику, ели, пили, веселились.

На большом экране телевизора в кафе шли обычные вечерние новости. Оленька бы не обратила никакого внимания, если бы диктор не сообщила новость, от которой ей стало плохо.

Диктор сообщала: «Сегодня утром в Сакт-Петербурге при невыясненных обстоятельствах у подъезда своего дома был застрелен известный предприниматель Виктор Панов. Ведётся расследование. Выдвигается версия убийства, связанная с его предпринимательской деятельностью…».

— Что с тобой, Оля?- наклонилась к ней подруга. - Ты какая-то бледная …

— Знаешь, дорогая, мне что-то нехорошо стало. Поеду-ка я домой. А ты тут за меня похозяйничай, пожалуйста. Всё мною оплачено…

— Конечно, конечно, езжай! Может Вадима попросить, он с машиной и отвезёт тебя домой?

— Не надо! Здесь на метро близко. Я сама.

— Хорошо, я через часик-другой выпровожу всех и позвоню тебе на мобильник, хорошо?

Оленька незаметно покинула кафе и через полчаса уже была дома. Включила телевизор. В почасовых новостях говорили о каких-то рейдерских захватах предприятий и, наконец показали картинку с портретом недавно убитого бизнесмена. У Оленьки сомнений не оставалось. Это был Виктор Панов.

Она сидела в кресле, поджав ноги и опустив голову на колени. Не знала, что делать, кому звонить, с кем поделиться. Хотелось плакать, но не плакалось. А она могла только поделиться с Сашей и Пановым. Первый был очень далеко, а второго уже не было.

Неожиданно зазвеневший мобильник вывел её из состояния оцепенения. Он схватила его, в надежде, что это её Саша.

— Оля! Это Зоя из компании Виктора Панова. Ты конечно в курсе дела?…

— Я видела только по телевизору…

— И я тоже. Не могу прийти в себя. Офис взят под охрану. Нас никого пока не выпускают. Звоню по мобильнику. Панов вчера продублировал информацию о переводе денег для Глухова на твой счёт. Ты проверила приход денег?

— Нет, не до этого…

— Ну это не так важно. Постараюсь дозвониться по спутниковому телефону Глухову и сообщить ему о том, что нашей компании уже нет и ему придётся закругляться с экспедицией…

— Сообщи ему, чтобы мне позвонил, - попросила Оля.- Я буду ждать его звонка.

— Хорошо! Если будут ещё какие новости, Оленька, позвоню. Пока!

Оленька не отходила от домашнего телефона, а сотовый держала при себе. Боялась пропустить Сашин звонок. И это было похоже на муку предчувствия какой-то опасности, какая касалась не её, а его, вечно обременённого какими-то проблемами, какие сопровождали Сашу, а теперь и её жизнь. Где-то в подсознании даже уже таилось желание каким-то образом оградить любимого человека от проблем, исходившими всегда от его рода деятельности, но она гнала от себя эту мысль, поскольку понимала, что для него его дело — его вторая страсть, с которой он не только не мог расстаться, но, чувствовала, что может была по силе и выше страсти быть с ней рядом. Осознание этого иногда её погружало в уныние, но оно проходило тот час же, как только он оказывался рядом. И сейчас она желала этого даже больше, чем когда-либо, поскольку чувствовала опасность потери его любимого дела, страсть остаться без которого непременно могла его сделать другим. А она любила его таким, каким он оставался с ней и своей страстью восторженного отношения ко всему в жизни.

Звонок заставил её снова вздрогнуть. Она кинулась к домашнему телефону. Но не он звонил. Бросилась к сотовому. Он не реагировал. И только со вторым звонком поняла, что это звонок в дверь. Она машинально открыла дверь. Перед открытой дверью стоял рослый человек в каком-то бесцветном костюме и шляпе. Он вытащил из нагрудного кармана какое-то удостоверение и показал его перед лицом оторопевшей женщины.

— Ольга Николавевна Дроздова?

— Да-а.

— Следственный комитет. Майор Чернов. Мы к вам по делу убитого бизнесмена Панова. Нам необходимо задать вам несколько вопросов. Разрешите пройти?

— Пожалуйста,- растерянно произнесла Оленька и пропустила его. За ним вошли ещё двое людей. В двери протиснулся, наконец, и третий… Это был её бывший муж. Перехватив его взгляд, она поразилась ему. Лицо его всегда было не выразительным. Видимо на характере и поведении Сергея сказывалась служба в следственных органах. Но сейчас в его лице угадывалась какая-то не то скрытая усмешка, не то даже злорадство.

С мужем Ольга развелась ещё до того, когда в её жизни появился Глухов. И появление мужа в следственной группе не вызвало у неё никаких подозрений относительно того, что вошедшие в квартиру люди действительно являются представителями законной власти и зашли сюда случайно или по какому-то недоразумению.

— Присаживайтесь! - развела руками Оленька, обращаясь к вошедшим — где кому удобно.

— Спасибо! Вы не волнуйтесь, пожалуйста! Мы расследуем убийство одного бизнесмена. - Майор показал Оленьке фотографию Панова. - По одной из версий это связано с его профессиональной деятельностью. Нам необходимо выяснить только один вопрос. На каком основании за два дня до убийства на вашу карту он перечислил большую сумму денег? Очень большую… Вы, конечно в курсе дела?

Оленька могла ожидать какой угодно вопрос, но не этот. Во-первых, потому что эти деньги были не для неё, а переведены, как она поняла Виктором для Александра. Во-вторых, какая должна быть связь между переводом денег и убийством Виктора, она не понимала. В-третьих, почему и как они узнали об этом?

Поэтому, глядя на её широко раскрытые глаза, назвавший себя следователем Черновым, человек елейным голосом произнёс:

— По вашему божественному выражению глаз вы в курсе дела. И сколько вам было перечислено денег?

— Не знаю… Не интересовалась ещё.

— Ольга Николаевна, мы успели навести справки о том, кто вы, чем занимаетесь, поскольку это было для нас не совсем сложно, - он кивком головы указал в сторону мужа, - а потому далеки от мысли, что вы прямо или косвенно связаны с убийством бизнесмена Панова. Чтобы не давать никакого повода в отношении вас, как соучастника событий, и памятуя о том, что вы не так давно были женой нашего человека, - он опят кивнул в сторону бывшего мужа Оленьки, - вам предлагается вернуть эти деньги на этот счёт, чтобы снять с вас даже тень подозрений. Для этого вам необходимо пройти с нами и при нас выполнить операцию срочного перевода денег на этот счёт. - И он подал бумагу с реквизитами банка и счёта.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Хорошо…

Оленька плохо понимала происходящее. Не помнила, как взяла свою сумочку, как вышла из дома, как её привезли в отделение банка, как она перевела деньги и вышла с сопровождающими людьми на улицу.

— Ещё одна формальность, Ольга Николаевна. Вам нужно проехать вместе с нами в отделение расписаться в протоколе о том, что вы добровольно вернули деньги отправителю. Это снимет с вас всякие какие бы то ни было подозрения относительно открытого уголовного дела по делу убитого бизнесмена Виктора Панова в случае, если возникнут обстоятельства необходимости вам участвовать в судебном процессе в качестве свидетеля.

— Но отправителя-то нет уже в живых? - удивилась Оленька.

— Это не важно. Сейчас важно вернуть деньги на счёт его компании… Это делается ради вас, чтобы не втянуть вас в уголовное дело, в котором все детали важны. - Я правильно говорю, Сергей,- обратился майор к её бывшему мужу.

— Ольга, делай, что тебе говорят! Майор прав. Так для тебя будет лучше…

Она согласилась и на этот шаг, но только в машине в её сознании всплыли слова Зои, секретаря Панова, о том, что компании Панова уже нет и Саше нужно закруглятся с экспедицией. Сейчас эта мысль ошеломила её. Она вдруг поняла, что никакого перевода нельзя было ей делать, поскольку при ликвидации компании все счета замораживаются. А она…

Оленька смотрела в спину впереди сидящего человека, назвавшего себя следователем Черновым, и у неё неожиданно возникло гадкое чувство, что её просто обманули.

— Стойте! Мне нужно выйти из машины,- бросила Оленька Чернову.

Он обернулся, держа в руке пистолет…

— Не дёргайтесь, Ольга Николаевна! Когда мы наличными получим деньги, тогда и отпустим вас…, если, конечно, вы будете себя хорошо вести. - Чернов ухмыльнулся. - Нам всё известно, почему и для чего покойничек вам перечислил большую сумму. Ваш новый муженёк, кому адресовалась эта сумма денег, останется с носом. Хотя…, хотя он нам может тоже понадобиться. За свою жизнь можете не волноваться. Только благодаря вашему бывшему мужу мы вас не тронем. Но вам придётся надолго исчезнуть. Настолько, насколько это мы вам позволим. Так, Сергей?

Бывший муж, сидевший рядом с Оленькой, не поворачивая головы, ответил:

— Так точно!

Оленька не раз слышала и видела по телевидению, как средства массовой информации передавали сообщения о каких-то рейдерских захватах предприятий, как журналисты смаковали убийства бизнесменов и банкиров и думала, что это всё происходит где-то так далеко, как бы вне её реального мира. А тут вдруг всё это случилось с ней. Ещё недавно чувство состояния защищённости себя и близких ей людей от преступного мира, не брезгующего ничем, наступающего на самые болевые точки отношений между людьми, сеющими атмосферу недоверия и страха за свою жизнь, исчезло. И омерзительное ощущение обманутости, притом с участием её бывшего мужа, опустошило сознание. Оно не отмечало уже, куда летела на большой скорости машина. И только мысль о том, что убитый, возможно этими же людьми Панов, о котором как-то ей Сашенька говорил, что он один из самых порядочных олигархов, в котором не только ещё жива честь и совесть, но на ступеньку выше эквивалентов, измеряемых денежным выражением состояния ущербного духа людей, связавших свою жизнь с бандитским бизнесом, стал жертвой бездны, в которую опускалась вся страна, неожиданно круто повернувшая в стихию неконтролируемого потока бесчинства, в котором только ленивый не воровал, и только немощный не убивал и не грабил. Жупел демократии обернулся вседозволенностью в отношениях между людьми.

Постепенно сознание Оленьки возвращало её к анализу произошедшего с ней.

«Боже мой! Я не знаю что со мной будет, но я буду считать себя виноватой за то, что деньги Панова, видимо предназначавшиеся для Сашиной экспедиции и определявшие его надежды завершить открытие без оглядки на бюрократические препоны со стороны чиновников, не желавших или не хотевших видеть перспективы открытого им рудного объекта не столько для экономики страны, сколько для науки, теперь не попадут к нему. Всё рухнуло с убийством Виктора и с тем, что так легко она доверилась тем, кто должен по роду своей деятельности охранять людей и защищать их в собственной стране. И даже если я выкарабкаюсь из этой ситуации, как я буду смотреть в глаза любимому человеку, как?…».

Машина мчалась уже по МКАД. Встречные автомобили везли людей и нельзя было разобрать, в каких из них они спешили творить добро, какие зло. Сознание же Оленьки обращалась к единственному человеку, который оставался смыслом её существования в этом мире с молитвой оградить не самою себя, а только его от всего, что может произойти с ним, и только с ним…

Какими бы ещё крылами
прикрыть тебя
от всяких бед,
какими бы ещё снегами
прикрыть бы мне
твой след, твой след.

Чтоб враг судьбы не догадался,
что жив ещё,
что ты бредёшь
по дебрям, коим ты скитался,
по тропам коим ты
найдёшь

моё пристанище-посредник
часов, минут,
сомкнутых вежд,
не высказанных слов последних,
не сбывшихся моих
надежд.

Ослепла я от слёз, страданий,
ведь столько лет,
ведь столько лет
не находила оправданий
тому, что так устроен
свет.

Где всё измерено деньгами,
где все кого-то предают.
А я тянусь к тебе руками,
а я молю тебя губами —
они не лгут,
они не лгут.

Какими бы ещё судьбами
мы где-нибудь
пересеклись…
Иди с закрытыми глазами,
возле меня
остановись.

Тебя узнаю по дыханию,
по шороху твоих
шагов,
узнаю даже по молчанию:
не надо слов,
не надо слов…

* * *

Глухов не щадил ни себя, ни других. За трое суток напряженной работы он сделал столько, что завершенная после аналитика могла дать вполне определённый ответ о степени перспективности рудного объекта. И, выйдя на базу, он пытался снова связаться хоть с кем нибудь, чтобы прояснить, что же могло произойти такое, чтобы на его друга охотились, как на зверя.

Оленька не отвечала, на какой бы телефон он не звонил. И Глухов впал в отчаяние, которое со стороны было похоже на транс. Смотрел в одну точку перед собой, держа кружку с остывшим чаем возле костра, не замечая, что на него уже настороженно посматривали люди, которым он обещал работу и каких обманул, поскольку дал команду сворачивать её.

К вечеру вездеходчик сообщил, что машина готова и можно отправляться в обратную в дорогу. Глухов не сказал ничего. Подошёл к палатке, включил спутниковый телефон и снова набирал номер за номером. Зуммер монотонно отвечал редкими гудками. Трубку никто не брал. Машинально набрал телефон Зоеньки. Она ответила и сообщила, чтобы он не уходил со связи. Обещала перезвонить через минуту. Глухов напряженно ждал несколько минут. Наконец Зоенька перезвонила и приглушенным голосом сообщила:

— Я вышла на улицу. Боюсь, что комната прослушивается. Из того, что я знаю, и что интересует вас в первую очередь, Александр Васильевич, пропала ваша жена. Два дня её ищут. Объявили в розыск по всей стране. Страшно подумать, но ей инкриминируют преступный сговор с мошенниками, сбежавшими за рубеж с деньгами Панова, который перечислил на её счёт для вашей экспедиции… Говорят об очень больших деньгах… В общем, её ищут… Открыли уголовное дело. Простите, больше говорить не могу… Компании нашей больше не существует. На счёт вашей экспедиции раньше удалось перечислить ещё немного денег. Не знаю, хватит ли вам расплатиться с работниками, и стоит ли продолжать вам работы? Конечно, лучше бы вам приехать в Москву, но как вы выберетесь из тайги? Да и потом, как возвращаться? Даже не знаю, что вам посоветовать… Если узнают, что деньги, которые предназначались вам, но были похищены, вас могут привлечь в свидетели. Не знаю, не знаю, Александр Васильевич, что вам ещё сказать… Может просто, действительно пока не торопиться сюда? Не знаю… Мне пока не звоните. Когда будете в Москве знаете, где можно меня найти. Панова в Питере пока не похоронили… Идёт следствие. Крепитесь… До свидания…

«Оленька?… Этого не может быть! Нет-нет, не может…».

Глухов ещё долго не выключал телефон. Новость, которую передала бывший секретарь Виктора, ошеломила его. Впервые Александр почувствовал как зашлось сердце, забилось с перебоями, а за грудиной ощутил острую боль. Ему даже показалось, что неожиданно пальцы рук похолодели. Он машинально начал их сгибать. Они сгибались… Постепенно холод куда-то отступил. Теплая волна прошла по всему телу. Сердце успокоилось. Сделал глоток из кружки остывшего чая.

— Ну что, Василич, когда едем? - спросил подошедший водитель вездехода, заметив, что начальник сложил спутниковый телефон в футляр.

— Отоспимся, а там увидим.

— А что совсем плохо в нашем предприятии? - спросил подошедший к ним геолог.

— Хуже некуда, Матвей! - ответил Глухов. - Кажется давно надо свыкнуться с мыслью о том, что живём в стране вечных перемен, но нам всё время кажется, что это последний раз. Но последний оказывается, как первый.

Геолог почесался, зевнул и неожиданно бросил.

— Может и к лучшему! Рельеф тут больно крутоват лазить по этим сопкам. Пойду в партию Ветрова. Там хоть и платят маловато и не каждый месяц, зато работа — не бей лежачего…

— Долго проживёшь, Матюша, коли бегать будешь. Кровь не застоится,- бросил Глухов.

Александр положил во вьючный ящик телефон, вышел из палатки и побрёл к озеру. Ему хотелось побыть одному.

У кромки озера два ворона делили какую-то добычу и словно бы не замечали идущего к ним человека. Не реагировали даже тогда, когда он остановился и присел на поваленное дерево почти рядом с ними, продолжавших выхватывать что-то друг у друга.

«Оленька, Оленька… Этого не может быть! Нет-нет! Этого просто не может быть, чтобы она могла быть замешана в чём-то. Её либо подставили, либо обманули, либо… Как и куда она могла исчезнуть? Почему поднялась такая суматоха вокруг компании Панова? Кому он перешёл дорогу? И почему Оленька?… Нет, я сойду с ума. Только кажется вышел на дорогу своего счастья и снова такие испытания. Оленька, я умру без тебя!…».

Наконец вороны с криком взлетели, продолжая в воздухе делить добычу, пока не скрылись за террасоувалом.

Сон не шёл к Глухову. Когда на стоянке, уже готовой превратиться в базовый лагерь, все угомонились, он вышел из палатки и побрёл к реке.

Закончившийся накануне дождь на выходе из каньона превратил реку в ревущий поток, вперемешку с водой состоящий из мешанины глины, песка, щебня, валунов и гальки. Ревущий поток низвергал всё на своём пути: ломал с треском деревья, съедал косы и нагромождал новые. Свежевырванные с корнем деревья комелем вверх по течению и кронами вниз цеплялись за косы, словно хотели удержаться от настигшей их стихии. Но, делая запруды своими стволами, снова подпирали поток и ввергались в новую пучину, которая их перемалывала и смешивала с грязью, ударяя о скалы крутого поворота реки.

Глухов сидел на выступе обнажающейся скалы над ревущим потоком реки и его стихия представлялась ему Россией, вырвавшейся из тисков застоя. Но вырвавшись на свободу, силушкой своей она рушила то, что казалось вчера незыблемым, сносила и перемалывала в труху полусгнившее и сгнившее, равно​ как и красоту изящества берегов своих. И вырвавшийся из серости приглушенной отступающей непогодой белой ночи, поток, кажется, перемалывал судьбы людей, ожидавших спокойного обновления их бытия, но, попавшие в его стремнину разрушения, беспомощно барахтались и, уносимые потоком бессмысленного разрушения, исчезали в лавине стихийных перемен.

«Я кажется тоже в этом потоке», - думалось Глухову. - «Только случайно ухватился за эту отвесную скалу неопределённой устойчивости, с которой смотрю на этот вал и то ли прыгнуть в него, дабы не мучиться дальше, то ли дальше не жить, а существовать, переживая потери близких мне людей…».

Рок, который преследовал Глухова, казался ему какой-то бездной, в какую он попал и из которой у него не было выхода. Он просто не знал даже, стоит ему ещё раз выбираться, чтобы попасть в другую. Вспомнил слова Виктора, как когда ещё давно, ещё в другой стране, он говорил ему о том, что с теми принципами, с которыми он связал свою жизнь — его убить мало. Тогда он улыбался ему и был счастлив тем, что у него, как ему казалось, есть всё в жизни: смысл, профессия, надежда найти любимого человека или обрести семью. Он ещё был молод тогда. Теперь вся жизнь ему уже казалась бессмыслицей. Зачем жить? Ради чего?

Александр сидел долго в каком-то оцепенении.

Наконец поток ослаб. Природа словно выдохнула силушку свою и река тут же обмелела так же внезапно, как и поднялась, оставляя разбросанные по косам обломки стволов деревьев, кореньев, дёрна. Глухов почему-то видел себя, распростёртым на галечнике… Мёртвым.

Неожиданно возникшая мысль заставила его встать и направиться к своей палатке.

«Найденов! Надо ему позвонить… Господи, где же его искать? Ах, да! Он должен быть в отпуске. Надо всё-таки дозвониться как-то и попросить его хоть что-нибудь узнать конкретного о судьбе Оленьки».