— Эй! Живой? – Тронул водитель сидящего на обочине трассы не старого, но видно битого жизнью человека.

Александр вздрогнул. Но сон, видимо, был таким глубоким, что, открыв глаза, он видел над собой чью-то косматую голову, колеса «Урала», но не мог пошевелиться.

— Живой, спрашиваю?

Наконец Глухов что-то прошептал, потом повел рукой, ногой, попытался встать.

— Живой! А я уже думал ты того… Чего сидишь на дороге? Отошел бы в сторону и дрыхнул там. Не ровен час, собьет кто, если также за рулем кемарить будет.

— Теперь по трассе редко кто ездит,- произнес Глухов, - поднимаясь с рюкзака.

— Это точно. Но на дороге чего сидишь?

— Машину жду.

— Ждал, а что заснул?

— Я уже четвертый день сижу здесь. Боялся прозевать. Вот и сел прямо возле дороги. Но ни одна машина не проезжала. Ты первый. Трасса как будто вымерла.

— А она и вымерла. Дорожники ушли. На Развилке одна бригада осталась, и то денег не дают на обслуживание дороги. Тоже ждут. А чего ждать, коли возить нечего. Геология рухнула. То хоть геологам грузы возили и по зимнику и на Северный поселок, теперь нечего и некого возить. Мехколонны нет, продснаба тоже…

Водитель взялся за ручку двери, открыл ее.

Он был тоже не парнем. Тучный, редкие волосы с проседью, с крупными чертами лица. На плечах наколки.

— Залазь здесь! Та дверь не открывается. Глухая.

Водитель залез следом в кабину, громко хлопнул дверью. Поехали.

Включил магнитофон. В салон ворвалась какая-то песня. И странно, Глухов не любил слушать дома популярную кассетную музыку. Магнитофон пылился на стеллажах среди книг, и он редко обращался к нему. И то по случаю либо депрессии, либо необходимости послушать настоящую музыку, не песни. Но как только оказывался в кабине с водителями, нередко ему нравились записи каких-то бардов, коих не знал, да и не расспрашивал. То ли дорога располагала, то ли обстановка кабины, где монотонный гул мотора заглушал голос водителя, о чем-то рассказывающего попутчику, который не слушал, но кивал головой, когда их взгляды встречались.

Больше всего удивляло Глухова, что водители трассы любили песни уголовного жанра. Однажды он спросил водителя, почему? Тот ответил, а что больше нам слушать? В этих песнях хоть судьба просматривается, а в попсе – слюни…

— Нравится? – спросил водитель?

— Да!

— Вот от старателей еду. Горючку будем возить. За мной еще три наливника идут. Не спросил, куда тебе?

— В Хандыгу.

— А что таскаешься по тайге?

— Геолог я.

— А-а… Последний, небось? Слыхал я, что бегут из экспедиции последние спецы. А ты,- водитель окинул взглядом Глухова, - последний из могикан?

— Что-то в этом роде…

Впереди дорожный указатель указывал: «Опасный участок!».

— «Заячья петля!»… Сейчас спустимся, и чаевать остановимся. Давно чаевал?

— Давно.

— Когда?

— Как на трассу выше.

— Четыре дня, что ли?

— Четыре…

Водитель покачал головой.

— Я не возил геологов, не пришлось. Всё с наливником ходил. Мой корешь, говорил, что раньше геологи богато жили. А сейчас вот смотрю на тебя, рюкзачишко старенький, выгоревший. И роба тоже. Что не снабжают?

— Снабжают, но таким дерьмом, что одевать не хочется.

— То-то и оно! При коммунистах лучше жили. Хотя, честно говоря, и хорошо, что их турнули с насиженных мест. Что же это за власть была, когда за три дня переворот и… нетути их? Ельцин взошел на броневичок…

— На бронетранспортер,- уточнил Глухов.

— Какая разница! И зарулил… Правда, куда и сам толком не знает. Страну на уши поставил. А народ безмолвствует…

— А что народу кочевряжиться,- заметил Глухов. – Ведь у власти те же коммунисты?

— Как? – Даже притормозил водитель.

— Ну, Ельцин, тоже коммунист!

— А-а,- протянул водитель.- Бывший! Отказался от своей камарильи.

— Вынудили!

— Кто?

— Горбачев.

— Ну, да! Если бы он не снял его с должности, вряд ли произошел этот переворот. Помнишь, как Бориска блеял перед ним на каком-то заседании, а каком, точно не припомню… Небось сам уже и не вспоминает о своем позоре. С моей колокольни все, что произошло, так это драчка за власть Ельцина с Горбачевым. Не больше. Как ты думаешь?

— Бараны, смотри?

— Ничего себе! Раз, два…, да их около десятка!- Притормозил водитель машину.

— Вот! как всегда и ружья нет!- Вздохнул водитель.

— Осмелели… Редко стали ездить по дороге, меньше стали беспокоить. Может и к лучшему…

— Что?

— Что трасса зарастает… Смотри по трещине уже трава поперек полотна дороги начала расти.

— Да! Дорога тоже, видно, жалеет о тех временах, когда по ее телу машины одна за одной шли. Опять же грейдеры, бульдозеры гладили ее, ласкали ее голубушку. Мне даже казалось, что она как живое существо. Бывало, едешь в мороз ли, в дождь, разговариваешь с ней, как с человеком.

— Она больше, чем человек.

— То есть?

— Столько народу по обочине закопали на прорабствах, когда делали ее, не сосчитать. Да и вашего брата здесь погибло не мало, вон сколько баранок на обочинах… Так что она больше, чем человек, она – весь Северо-Восток таких как мы с тобой.

Водитель посмотрел на попутчика.

— Тебя хоть как зовут?

— Сашей.

— Меня Иваном. Не трудно запомнить,- засмеялся он.

Свернули на обочину, к ручью.

— Ты давай костерок, да чай ставь! А я техуход малый сделаю.

Водитель осматривал машину. Заливал масло. Долил воды. Вытащил откуда-то сверху большую сумку. Разложил на брезенте еду.

У Глухова, кажется, кислота уже растворяла желудок.

— Давай, чем Бог послал! Да ты не стесняйся! Доесть все надо. Не обратно же везти?

Глухов боялся, что ему будет плохо от обилия поглощаемой им пищи.

Четыре дня назад, закончив работу по составлению минералогической карты, он вышел на трассу у перевала, чтобы сесть в вахтовку, о прибытии которой сообщили ему на связи. С собой взял из продуктов только на чаевку. Пришел к перевалу, машины не было. Заглянул на метеостанцию и узнал, что уже сутки ни одной машины по трассе не проходило. Тогда и решил пойти назад, навстречу вахтовки. Но усталость валила с ног. Спал урывками. Боялся пропустить машину. Но трасса выглядела мертвой. Вахтовки не было. Видно что-то и где-то не сработало. Либо машина на ремонте, либо водителя нет…

Вспомнил, как еще пять лет назад летом на трассе не успевала осаждаться пыль. С далеких водоразделов в хорошую и тихую погоду, она так и выделялась полосой пыли за многие километры. Машины шли и шли, думалось, что конца и края не будет грузам. Теперь, глядя местами на размытые участки дороги и ветхие мосты, невольно приходила мысль, что кончилась какая-то эпоха и наступила новая. Только у этой, новой, видно не все ладилось с экономикой. Единственная транспортная артерия, соединяющая Якутию с Магаданом, оказалась никому не нужной.

«Абсурд какой-то? - Размышлял Александр. – Неужели некому крикнуть тем, у которых власть, деньги, стратегия? Что же вы делаете!? Вы же обрываете последнюю нить, связывающую Северо-Восток с материком! Он становится беззащитным, беспомощным и голодным. А если побегут люди на запад страны, то тогда их назад никаким калачом не заманишь».

Александр сидел у дороги, и тягучая тоска охватила его.

«Неужели и то, что делали мы, геологи, и еще продолжаем делать, никому не нужно? Выходит… Выходит кончилось время интенсивного освоения Севера. Закончилась целая романтическая эпоха. Началась эпоха застоя.

«Бежать отсюда надо, Глухов!- Вспомнил он слова Алпатова, когда уезжал в поле. – У тебя степень есть, квартира в Москве, что тебя держит?».

Тогда он ответил – дело!

«Дело, которому ты служишь – никому не нужно, проснись, одержимый непонятно чем, Александр Васильевич!»

«А ты, почему не уезжаешь? Чего ждешь?» – спросил тогда Александр.

«Квартиры и пенсии. Ни один день не задержусь и забуду все это как кошмарный сон!» – Бросил шариковую ручку в письменный прибор Алпатов и откинулся в кресле.

«Может он прав?…»

— Ты что это загрустил? – Напомнил о себе водитель, наливая в кружку чай.

— Да так, вспомнил нехорошее. А скажи, вот ты, почему не уезжаешь? Ведь все разваливается здесь!

— Я не уеду отсюда. Не верю, что Север на произвол судьбы бросят. К тому же я прирос к нему. Дети отсюда в люди вышли… Не уеду! И как от этой красоты можно уехать? Посмотри!

Глухов смотрел на пышную лиственничную зелень по склонам гор, на скалы, обрывавшиеся в ручей, на чистую как слезу воду, вздохнул.

— От такого уехать трудно.

Он смотрел на водителя, на его руки, в которые въелся многолетний не отмываемый мазут и неожиданно для себя сделал открытие.

«Вот, сидит передо мной трудяга Магаданской трассы, простой шоферюга, в меру, наверно, пьющий, до смерти работающий, и он знает, что ничего не произойдет с Севером. Верит. А мы, вшивая интеллигенция, сомневаемся, слюни распускаем… Выживет Север, не выживет. Выживет вот такими работягами».

— Спасибо тебе, Ваня!

— За что?

— Да так просто. Что подобрал меня, что вот сидим, разговариваем, что хороший день…

— Да хватит тебе! Чего там…

Раздался звук подъезжающих машин.

— Это наши!- сказал Иван. – Ставим чайник!