В начале марта Федор с Глуховым заводил снегоход. «Буран» долго не заводился, пока все не прогрели: где факелом, а где и руками. Наконец все получилось. Прицепили нарты, и затрещал на всю округу снегоход, повез, наконец, Глухова к людям.

В Югоренке около старого клуба стоял «Урал» с Хандыги. Федор подскочил к водителю и, показав на стоявшего и опирающегося на палку геолога, попросил подбросить.

— Сколько дашь?

— Денег нет, еще пушнину не сдал, а вот соболем могу рассчитаться.

— Ладно, давай!

Федор сунул на дорогу Глухову брезентовый мешок с вареной сохатиной.

Глухов обнял его.

— Спасибо, Федя, тебе за все!

— Чево там! - махнул рукой Федор.- Тебе все бы сталось, а со мной что? Ладно! Езжай. Меня баба заждалась…

Урал развернулся и поехал в ночь.

Глухов возвращался почти из двухлетнего небытия, и был рад такой оказии – с нарт и до Хандыги! Поскольку у него не было ни денег, ни знакомых, кроме Федора. Но, оказавшись рядом с незнакомым водителем, он вдруг почувствовал, как изменились отношения между людьми. Этот торг с Федором за подвоз – соболя, которых Феде всего удалось добыть четырех за сезон – покоробил его. Он жил еще временем, когда водители без всяких условий подвозили попутчиков, если было место. Да и самим шоферам было веселее коротать длинные перегоны.

— Ты что, охотник? – спросил водитель, когда уже «Урал» выехал на трассу.

– Да нет…, а что?

– Да больно вид у тебя геройский. Борода, лохматый какой-то. Опять же шрам на щеке. Я уж подумал, не медведь ли подрал?

— Нет. Просто отморозил…

— А-а… А сам-то откуда?

— Из Хандыги.

— Что-то я тебя не припомню. Я всех там знаю!

— А ты сам-то долго в Хандыге?

— Да уже третий год!

Глухов усмехнулся в бороду. За вычетом почти двух лет его скитания, шофер в Хандыге был едва ли год…

Дорога шла на подъем. На фоне заходящего солнца гребни гор выделялись так, словно их кто-то отграничивал черным карандашом от почти фиолетового неба. Внизу ручьи и распадки потемнели и редколесье казалось сплошным. Дорога же слепила глаза снегом. Водитель вывернул на водораздел и она словно исчезла куда-то. Было ощущение, что машина скользнула вниз и полетела вниз, к черному редколесью. Глухов инстинктивно вцепился в поручни.

— Это у всех так бывает, кто первый раз здесь проезжает! – заметил шофер. – Ты, наверно, и в горах-то мало бывал?

— Да приходилось…,- ответил Глухов.

— Ты что это? Вопрос – ответ, дед. Ну, рассказал бы что-нибудь интересное, может быть, поржем вместе.

— А ты что, жеребец?

Водитель расхохотался.

— Ты даешь, блин! А что похож?

— Нет, это я так… Спать хочется.

— Э-э! Не положено! Ты спать, я дремать, и…, гуляй Вася под откос. Ты лучше пой, кстати, как тебя?

— Все дедом кличут…

— А-а… Меня Вася.

Теперь засмеялся Глухов.

Водитель переключил внимание на дорогу.

«Стало быть, на деда похож… Плохо, Шура, плохо. А ты все Оленьку в голове держишь…».

И опять грустные мысли витали в сознании Александра. Ему уже не то, что бы не хотелось возвращаться домой, он боялся своего возвращения…

Ночевали, когда вышли уже к Алдану. Глухов хотел вылезти из кабины и согреть чай, но водитель остановил его.

— У меня термос. Хватит на двоих. А сейчас пожрем, чем Бог послал.

Водитель доставал кусок сала, яйца, лук, колбасу. Из полиэтиленового мешка вытащил нарезанный хлеб.

Глухов открыл Федин тормозок.

— О-о! Мясо! Вот это жратва. Оленина? – спросил водитель.

— Сохатина.

— Погоди! Такую закусь спрыснуть надо.

Водитель достал из какой-то торбы бутылку водки. Себе налил в кружку, а Глухову в стакан из-под термоса.

— Ну, живы будем, не помрем!- дежурно пробормотал водитель.

Он пил мелкими глотками и, как показалось Глухову, слишком долго. От этого его покоробило. Как-то было неприятно смотреть, на перемещающийся ритмично кадык шофера и одновременно ощущать запах спиртного, которого не помнил почти два года. Сам выпил глоток, а недопитую в стакане водку поставил в открытый «бардачок», куда поминутно за чем-нибудь тянулся Василий.

— Что так? – Удивился Василий.

— Не могу по другому…

— Ты что, батя? На севере живешь, и пить не умеешь?

— Выходит…

— Странный ты человек, смотрю, дед. Молчишь все. Тебя разговорить – что застрявший «Урал» с колеи вытащить. Уж не баптист какой?

— А что, разве похож?

— Похож, похож! Вот у меня был случай, как-то едем с Магадана в Хандыгу…

Захмелевший Василий, казалось, отпустил тормоза воспоминаний. Молотил сало с мясом и молол какую-то чепуху, то ли похожую на правду, то ли на замысловатый выпендреж.

— …так вот, Серый вечно попадал в какие-то истории, - рассказывал Вася байку про какого-то шофера.

Однажды из карали, где происходил забой оленей на мясо, оленеводы попросили его подбросить до стойбища умершую одинокую старушку – эвенку к родственникам, чтобы, значит, похоронили. Он согласился. Ее завернули в брезент и положили в кузов за загородку, который был забит мороженными оленьими тушками.

По пути, на одной из стоянок, где обычно отдыхают шофера, водители, узнавшие, что у него есть мясо, попросили кусок на шашлыки. Он достал нож и сказал:

— Загляните под брезент и сами отрежьте.

Один шофер залез в кузов и только приоткрыл брезент, как пулей спрыгнул с высоченного борта «Урала». Из-под брезента ему представилось лицо умершей старухи…

— Там…, там не мясо, братцы, там покойница!- лепетал водила.

— Ну вот! Жрать меньше надо водки и не такое покажется!- Бросил Серый, взял топор, залез на машину, открыл брезент, махнул топором и отрубил оленью ногу. Водила, видевший лицо мертво старухи заорал, вскочил в кабину своего «Урала» и был таков.

Потом рассказывал в поселке, что на трассе водилы, допившиеся до белой горячки, не побрезговали и старухой… Так то!

Вася посмотрел на попутчика.

— Ну, как?

— Страшно, трафил Васе Глухов.

Проникшийся вниманием Вася, налил себе чая, отпил глоток и продолжил.

— Или вот еще одну историю мне рассказал старый водила из продснаба. Сейчас он на пенсии.

Шли как-то они с Магадана на Хандыгу. В двух тепляках везли в бочках вино. А один «Урал» шел с прицепом шин. Холодина уже стоял страшный. По дороге решили остановиться, передохнуть и перекусить. В одной бочке дырочку просверлили и нахлебались вина на дармовщину. Кореш его, Кешкой прозвали, тоже надрался, и вышел в одном свитерке по тяжелой нужде за поворот дороги. Ну, наверно, чтобы перед водителями не маячить голой задницей. Ну, они еще по кружке выпили и, говорит, сидим, значит, втроем в кабине кешкиного «Урала», раговариваем. Ну, Кеша ехал не один, а с напарником. Вот он-то и опомнился, что долго нет Кешки. Мы туда, сюда. Нет и всё!

Обнаружили бедолагу замерзшего прямо на говне в снегу. Сердечко что ли отказало или прикорнул малость, кто теперь разберет. Подтащили, говорит, Кешку к «Уралу», а он до того застыл, что они и распрямить-то его не могли уже. Так и привезли в поселок, сидящим в кузове среди шин. Ну не в тепляк же его совать, где бочки с вином под потолок!…

Доехали они до Хандыгского продснаба. Грузчики, обычно в конце дня там под хмельком бывавшие, увидели сидящего как ни в чем не бывало среди шин Кешку, открыли дверь бытовки и кликнули выпить.

«Отпился!- сказал его напарник, открывая кабину.

Сотрапезники глянули на Кешку, а один произнес:

«Надо же, а как живой сидит!».

Глухов засмеялся. Надо же?!

Уставший водитель после ужина задремал и незаметно уснул, уткнув голову в плечо Глухову. Тот осторожно подложил под голову Васи его же кожух и тоже думал поспать. Но не шел сон ни от выпитого глотка спиртного, ни от домашней пищи, которой не пробовал давно, ни от усталости. Его по-прежнему волновало его возвращение.

Колматил на малых оборотах «Урал». Густая морозная мгла за кабиной перемигивалась звездочками. Тепло проникало сквозь штопанную и перештопанную телогрейку, и ватные штаны – подарок Федора. Веки тяжелели и сон все-таки одолел Глухова. Он видел себя почему-то в теплом и темном Сенином зимовье. А из окошка на него смотрела Оленька. Но не на него, а куда-то мимо него. Александр звал ее, а она не поворачивала головы, все смотрела и не видела его…

— Эй! Проснись, дед. Хватит стонать. Что, медведь что ли ломал во сне?

— Нет… Не медведь.

— Да-а! Жизненка тебя видно поломала… Все звал Оленьку. Ишь ты! Дочка что ли? – улыбался водитель, прихлебывавший чай из кружки.

Светало.

Ноги Александра затекли, хотелось выйти, размяться.

— Иди! Я уже нужду справил. Чуть посидим, да потащимся дальше. До Хандыги еще не близко.

В поселок въезжали во второй половине дня. День прибавлял и огни еще не пестрели по улица.

— Тебе куда?- устало зевнул Василий.

— В экспедицию.

— Ладно! На углу улицы остановлю, а там рукой подать.

Водитель притормозил машину, вылез сам из машины и пропустил попутчика.

— Ну, бывай здоров, дед! Может еще и сведет судьба. Не поминай лихом, и помахал рукой.

— Бывай!

Глухов остался один. И почему-то не мог сразу направиться к знакомому зданию. Словно окаменели ноги. Оглянулся. Никого…

Прихрамывая, пошел по улице. Грязный снег по обочине. Вот сворот в контору. Навстречу кто-то шел. Остановился.

«Не знакомый…».

Незнакомец опасливо пропустил по тротуару Глухова.

«Наверно со стороны бичем выгляжу».

Толкнул дверь. Вошел в тамбур. Увидел знакомый турникет.

— Тебе кого?- выглянула женщина.

«А действительно? Кто мне нужен…».

— Ты что, глухой, что ли?

«А между прочим это Валя Сироткина».

— Здравствуй, Валя!

— Ну, здравствуй, чего тебе?- не узнавала вахтерша.

— Глухов я… Не узнаешь?

— Ладно, проходи! Гаев ждет своих бичиков. Ишь, проснулся! Глухова уж посчитай, как два года нет…

«Не узнала…».

Глухов поднялся на второй этаж и столкнулся на лестнице с Бакуниным.

Глухов посмотрел на него.

— Не признаешь?…

Бакунин вгляделся в потемневшее от солнца лицо человека с взлохмаченной почти белой бородой-лопатой и разбросанные по плечам седые волосы. И отшатнулся.

— Ты?

— Я…

Миша опять отступил.

— Тебя почти два года как похоронили!

— Вот видишь, зря поторопились…

Обнялись.

Миша заикался.

— П-пошли ко мне в кабинет…

— Не сейчас, Миша. Начальник здесь?

— У себя. Недавно видел, как поднимался к себе.

Глухов прошел на второй этаж, сильно прихрамывая, опираясь на свою палку.

Ирина, секретарша, с кем-то заканчивала говорить по телефону.

— Ладно! Я перезвоню вечером. Мой на рыбалку собирается завтра тоже. Пока!

— Ириша, начальство у себя?

— У себя. А он вызывал вас?

— Вызывал, улыбнулся в бороду Глухов и протиснулся в кабинет.

— Вот, вернулся, Сан Саныч!

Начальник экспедиции Рохлин встал.

— Глухов?

— Он самый!

— Откуда?!

— Оттуда… Долго рассказывать. Я лучше присяду.

— Мы тебя списали давно, Александр Васильевич! Ты что, с того света?

— С того…

Начальник нажал кнопку звонка. Вошла Ирина.

— Узнала? – показал он на сидящего Глухова.

— Да нет…,- протянула секретарша.

— Глухов перед тобой!

— Да вы что!!!

— Сделай чайку и сообщи по «тряпочному» телефону всей экспедиции: Глухов объявился!

Глухов пил чай и рассказывал… Начальник слушал и не перебивал. Потом неожиданно сказал.

— Ты, знаешь, Василич, а ведь у тебя ничего нет… Квартиру твою Чернышову отдали. К нему жена приехала с ребенком. В твою трудовую книжку записали, что ты пропал без вести… На депоненте деньги у тебя были – закрыли лист, как не востребованный в связи…

— С какой связи?

— …со смертью…

— Выходит, я зря объявился?

— Ну что ты? Придумаем что-нибудь.

— А ко мне приезжала Ольга… Гордеева?

— Как же! Была! На работу устроилась в поликлинику. Жила в твоей квартире. А как узнала, что ты пропал, уехала, говорят, с Найденовым в Москву.

…

— А что-нибудь из вещей у меня осталось?

— Найденов распоряжался ими. То ли контейнером в Москву отправил, то ли к себе забрал, не помню. Но это можно уточнить…

— Так куда же мне теперь?

— Даже не знаю… В гостиницу тебя определим. В одноместный номер. Сейчас там тепло, хорошо. А бухгалтерам скажу, чтобы тебе деньжат подкинули… Правда, даже не знаю, в счет зарплаты что ли?…

— Меня же списали, - напомнил Глухов.

— Да выкрутимся как-нибудь. Придумаем… Сейчас машину закажу, чтобы тебя в гостиницу отвез водитель. Ты там будешь один сейчас. А завтра приходи, что-нибудь придумаем.

Зашла бухгалтерша. Принесла деньги. Смотрела на Глухова широко открытыми глазами.

Александр понимал, что происходит, но не мог вбить в свою голову, что, вернувшись из ниоткуда, он попал в никуда… Был списан по всем статьям. У него даже одежды не было.

В коридоре его ждала толпа геологов. Ношин теребил его бороду, Куров хлопал по спине. Все пожимали руки. Пустота от Глухова, было, отхлынула, но зияла уже пропастью, когда машина везла его в гостиницу, когда кастелянша передавала ключ, а он остался один на один в большой с двумя уровнями гостинице. Не знал, что делать. Ковылять в магазины не хотелось. Устал.

Зазвонил телефон. Глухов поднял трубку.

— Это Бакунин. Готовься, сейчас нагрянем к тебе! Что тащить?

— А все, Миша, у меня ничегошеньки…

— Ладно! Сообразим что-нибудь. Отмывайся пока, где-то через час-полтора будем.

— Мне не во что переодеться, Миша.

— Знаю. Придумаем что-нибудь. С миру по нитке, нищему на чулок! Бывай!

«А ведь я, действительно, нищий»,- подумал Глухов.

Включив телевизор, Глухов ничего не понимал. Говорили о каком-то дефолте, о каких-то неплатежах по стране. О продолжавшейся войне в Чечне. О состоянии здоровья Ельцина…, о борьбе за власть между партиями…

Включил радио. Там жизнь оказывалась уже связанной с потенцией всего мужского населения страны. Реклама препаратов мужской потенции вука-вука и инфазы кричала так, словно все мужское население России состояло из импотентов.

«С ума можно сойти!…».

Неожиданно сознание вернул выхваченный взглядом телефон, стоявший в нише буфета.

«Может позвонить в Москву? Кому? Соседке… У нее мои ключи. Она смотрит квартиру…».

Набрал знакомый номер, но связь прерывалась. Шли короткие гудки. Позвонил на переговорный пункт.

— Вы звоните из гостиницы экспедиции! На этом телефоне нет междугородки,- ответила телефонистка и положила трубку.

«Придется ковылять на переговорный пункт. Не хочется. Смертельно устал…».

Позвонил Бакунину. Трубку взяла жена. Представился.

— С возвращением Вас, Александр Васильевич. Все только и говорят о вашем чуде… Надо же!… Миша? Он помчался по магазинам!

— Лапочка, позвони, пожалуйста, вот по этому номеру в Москву. Мне не доковылять с моей ногой сегодня на переговорный.

— А что спросить?

— Мол, звонил Глухов, хозяин квартиры, интересовался, все ли в порядке?

— Хорошо! Я перезвоню.

Через несколько минут она позвонила.

— Не отвечает телефон, Александр Васильевич. Я еще позже перезвоню. Может люди на работе, дома никого нет.

— Спасибо,- ответил Глухов.